Эрнест Сетон-Томпсон - Маленькие дикари [Издание 1923 г.]

— Фу! Что ж это за приключение? Одни догадки и никаких дел. Теперь я расскажу вам, что со мною было. Я…

— Эй, Ястребиный Глаз, — перебил Сам, — пожалуйста, всего не расписывай. Страшное оставь на завтра, а то я сегодня нездоров.

— Я пошел прямо, куда глаза глядят, и видел сурка, но не с руки, и потому сказал: «Нет, это будет на другой раз; сегодня я не могу легко его поймать». Потом я увидел ястреба, который нес цыпленка, но слишком далеко. Встречал я кучу старых пней и сотни белок, но не хотел с ними возиться. Потом я пришел к ферме и… и… обошел кругом, чтобы не испугать собаки. Это было около Дауни, даже дальше, только в сторону. Вдруг, откуда ни возьмись, выскочила куропатка, величиной с индюшку, и целый выводок птенцов — штук тридцать или сорок. Ручаюсь, что я видел не меньше сорока штук. Они все улетели, только один сел на дерево — вот так, как через это поле. Вы, наверное, не увидели бы. Ну, я подошел за ветром, прицелился ему прямо в глаз и выстрелил. Кто-то теперь должен получить гранку! Вот и добыча.

Ястребиный Глаз развернул куртку и достал оттуда молодого короткохвостого реполова в рябеньких перышках, простреленного навылет.

— Так это у тебя куропатка? По-моему это молодой реполов, — сказал Главный Вождь. — Ты нарушил правило и убил певчую птичку. Маленький Бобер, арестуй преступника.

Ястребиный Глаз протестовал со всей яростью, которую в нем пробудил недавний подвиг. Тем не менее его связали по рукам и ногам, а для разбора дела созвали Совет. Сердитые возгласы понемногу улеглись, когда Гай убедился, как серьезно относятся члены Совета к этому происшествию. Наконец он признал себя виновным и был присужден в течение трех дней носить черное перо опалы и белое перо трусости, да еще в течение недели мыть посуду. Они хотели также, чтобы Гай готовил это время, но потом раздумали, так как на опыте изведали, что значит его стряпня.

— Не согласен я, вот и все, — ответил арестованный. — Я пойду домой.

— Копать грядки? Хорошо. Посмотрим.

— Может, и не пойду, а вы отстаньте!

— Маленький Бобер, что делают, когда индеец не хочет повиноваться Совету?

— Лишают его почестей. Помнишь, мы сожгли дощечку с надписью «Ветка»?

— Прекрасная мысль. Теперь мы сожжем «Ястребиный Глаз», а Гаю вернем старое прозвище.

— Ах, вы негодные хорьки! Вы обещали никогда больше не называть меня Веткой. Я — Ястребиный Глаз. Я вижу дальше, чем… чем…

Он начал плакать.

— А будешь повиноваться Совету?

— Буду. Только я не хочу белого пера. Я храбрый. У-у-у!..

— Ладно. От этого мы тебя освободим, но наложим другое наказание.

— Но я останусь Ястребиным Глазом?

— Да.

— Хорошо. Тогда я согласен.

Билль Геннард, сын зажиточного поселенца, был широкоплечий мужчина с сросшимися бровями, грубый и ленивый. Он унаследовал хорошую ферму, но так как у него лень была пропорциональна силе, то он вскоре спустил свое наследство и, наконец, из бездельника превратился в преступника. Билль посидел не в одной тюрьме. Он был известен во всем округе. Ему приписывались многие кражи, и все утверждали, что если б не помощь какого-то состоятельного и ловкого союзника, то он уже давно попал бы в исправительный дом. Далее шли туманные намеки на то, что этим союзником был богатый житель Сенгера, владелец многих ферм, имевший жену, сына и маленькую дочку, по имени Вильям, а по фамилии Ра… На этом рассказчик, обыкновенно, прерывал себя.

— Однако я заболтался, пожалуйста никому не говорите! Ведь разбогатеть легко, если быть неразборчивым в средствах.

Разумеется, эти слухи не доходили до названных лиц.

Геннард накануне ушел из Дауни и, избегая большой дороги, отправился лесом к своему приятелю, чтобы поговорить с ним о важных делах, очень важных для самого Гениарда. Он сильно подвыпил в Дауни. Ночь была темная и потому немудрено, что он заблудился. Он переночевал под деревом, дрожа от холода, а когда наступило серенькое утро, то отправился наудачу искать своего «кума». Через несколько времени он набрел на тропинку, которая вела к бивуаку мальчиков. Голод и неудача предыдущей ночи разъярили его, а для большего куражу он по временам прикладывался к фляжке, которую нес с собой. Не пытаясь уже скрываться, он подошел к типи как раз в то время, когда Маленький Бобер жарил кусок мяса себе на обед. Заслышав шаги, Ян обернулся, полагая, что это кто-нибудь из его товарищей. Вместо того перед ним стоял плечистый оборванец.

— Что, паренек, обед готовишь? Ты и меня угости, сказал он с неприятной льстивой улыбкой.

Он производил такое отталкивающее впечатление, хота говорил вежливо.

— Что, паренек, обед готовишь?

— Где же твои родные, паренек?

— Их здесь нет, — ответил Ян. Вспоминая о бродягах в долине его имени, он начинал бояться.

— Гм! Что ж ты на бивуаке один?

— Другие товарищи ушли до вечера.

— А, прекрасно! Я очень рад. Подай-ка мне палку.

Обращение бродяги из заискивающего становилось повелительным. Он указывал на лук Яна, который висел со спущенной тетивой.

— Это мой лук! — воскликнул Ян в ужасе и негодовании.

— Я два раза повторять не стану. Подай мне палку или я тебя отстегаю.

Ян не двигался с места. Бродяга подошел, схватил лук и два-три раза ударил мальчика по спине и ногам.

— Теперь, щенок, давай мне обедать, да поскорее, а то я сверну твою дурацкую голову.

Ян убедился, что попал во власть лютого врага, и понял, хотя и поздно, что надо было послушаться Рафтена и держать на бивуаке собаку. Он оглянулся, собираясь удирать, но бродяга не дал маху и схватил его за шиворот.

— Нет, стой, паренек! Я тебе покажу, как надо слушаться.

Он обрезал тетиву лука и, повалив Яна на землю, связал ему ноги так, что тот еле мог ими передвигать.

— Теперь поворачивайся живее и давай мне обедать. Я есть хочу. Да не испорть кушанья, не то отлуплю. Если ж ты будешь кричать или попробуешь перерезать веревку, — я тебя убью. Видишь вот это?

Он вытащил ужасающий на вид нож.

По лицу Яна от страха и боли потекли слезы в то время, как он вприпрыжку шел исполнять приказание свирепого человека.

— Эй ты, скорее!

Бродяга, разгребавший огонь его луком, обернулся и снова отвесил ему полнозвучный удар. Если б он в это время посмотрел на дорожку, то увидел бы маленькую фигурку, которая вздрогнула и пустилась на-утек.

Ян привык переносить наказания, но тиран обходился с ним уж чересчур жестоко.

— Вы меня убить хотите, что ли?! — воскликнул он, когда бродяга опять ударил его за то, что он споткнулся.

— Не знаю, может быть, и убью, когда ты мне больше не будешь нужен, — ответил бродяга с зверским хладнокровием. — Приготовь мне еще говядины, да не пережарь. Где сахар для кофе? Если ты не будешь торопиться, то я возьму хорошую дубину.

Получив еду, он потребовал:

— Теперь принеси мне табаку.

Ян заковылял к типи и принес кисет Сама.

— Эй, что там за сундук? Подай его сюда!

Бродяга указывал на сундук, в котором мальчики сохраняли запасную одежду.

— Открой его.

— Я не могу. Он заперт, а ключ у Сама.

— Вот как! Ну, у меня есть ключ ко всем замкам.

Бродяга топором отбил крышку. Затем он принялся обшаривать карманы, нашел старые серебряные часы Яна с цепочкой, а в брюках Сама — два доллара.

— А, это мне и нужно! — сказал он, пряча деньги у себя.

— Кажется, в огонь пора подбросить дров, — заметил он, когда взор его упал на колчан Яна со стрелами. Он ногою так толкнул колчан, что большая часть стрел полетела в пламя.

— Ты не смотри на меня так, словно съесть хочешь, а то я перережу тебе глотку и швырну тебя в болото, чтоб ты лишнего не болтал.

Ян теперь дрожал за свою жизнь.

— Принеси мне точильный камень, — приказал тиран, — и подай мне кофе.

Ян повиновался. Бродяга стал точить свой длинный нож, и Ян заметил две подробности, которые врезались ему в память: во-первых, нож был охотничий с изображением оленя на медной рукоятке; во-вторых, на руке, которая его держала, недоставало одного пальца.

— Что там в другом сундуке?

— Там… там… только наша провизия.

— Ты лжешь!

Палка опята опустилась на плечи Яна.

— Вытащи его.

— Я не могу.

— Вытащи, или я тебя удавлю!

Ян попробовал, но сундук был слишком тяжел.

— Пошел прочь, негодный щенок!

Бродяга вошел в типи и вытолкнул Яна с такой силой, что тот растянулся во всю длину.

Ян сильно расшибся, но сообразил, что ему представляется средство к спасению. Большой нож лежал на земле. Мальчик схватил его, перерезал веревку на ногах, закинул нож далеко в болото и бросился бежать, как олень. Бродяга с громкими проклятиями выскочил из типи. Будь Ян здоров, он мог бы спастись, но жестокие истязания обессилили его, и потому бродяга скоро его настиг. Бросаясь к ближайшей южной тропинке, Ян увидел за деревьями знакомую фигуру. Собрав остаток сил, он крикнул: «Калеб! Калеб! Калеб Кларк!» — и без чувств упал на траву.